Владимир Бабков: Не фактические ошибки делают Дэна Брауна слабым автором

Dan Brown InfernoОдной из самых громких книжных новинок осени предсказуемо стал роман “Инферно” Дэна Брауна. На русском языке он вышел в переложении трёх ведущих переводчиков с английского — Владимира Бабкова, Виктора Голышева и Леонида Мотылёва. В эксклюзивном разговоре с журналистом Григорием Аросевым для сайта “Британии” своими соображениями об “Инферно” поделился Владимир Бабков.

 

— Владимир Олегович, раньше вы уже сотрудничали с Мотылёвым и Голышевым — минимум над переводом пятой книги о Гарри Поттере, с Голышевым вы работали также и над “Тёмными началами” Филипа Пулмана, а с Мотылевым — над “Лондоном” Питера Акройда. Как вы оказались в одной команде в случае с “Инферно”?

Этот роман сначала предложили мне одному. Но так как сразу было ясно, что по времени я один не успею, я даже не стал браться за “Инферно” в одиночку. Вначале издатели по моей просьбе пригласили мне в напарники Голышева, а когда стало ясно, что Голышев не успеет перевести вовремя свою половину, мы попросили помочь Мотылёва.

— Когда нужно было закончить работу?

Книга на английском появилась в продаже в середине мая, а сдали мы её в августе — на работу у нас было три месяца или даже чуть меньше. Втроём справиться с таким объёмом работы реально, но вообще переводить в группе следует только в таких экстренных случаях. Это довольно неудобно.

— Есть ли различия между переводами Пулмана (трилогия) и Брауна (один роман, пусть и большой)?

Различия, конечно, есть. Один роман из трилогии переводил Голышев, другой я. Всё-таки каждый из нас работал над отдельной книгой, что, естественно, гораздо привычнее. Над третьим романом мы работали вдвоём, но в любом случае вдвоём удобнее, чем втроём.

— Судя по технической информации, на вашем счету 52 главы, у Голышева — 15, а у Мотылёва — 35. Почему главы распределены так неравномерно?

— Издатели вообще напрасно об этом написали. Лучше бы они этого не делали. Нам-то скрывать нечего, но таким образом они дали лишнюю тему для разговоров тем, кто ничего не понимает в переводе. Лучше бы читатели сами догадывались, где чья работа. Иногда критики перевода даже не могут сами разобраться, кто что переводил. Что касается распределения — так получилось из-за личных дел и загруженности каждого. Когда появляется работа, которую надо сделать так быстро, каждому приходится подстраиваться. Не у всех нашлось достаточно времени.

— Какие существуют особенности совместного перевода?

— Главное — нам приходилось вычитывать переводы друг друга, чтобы всё было согласовано. Редактор этим тоже занимался, но и редактор находился в жёстких временны́х рамках. Кроме того, редактор всегда проводит с текстом времени меньше, чем переводчик, а ведь нужно следить за мелочами, которые плохо заметны. В таких ситуациях мы составляем список мест, которые надо согласовать — кроме имён собственных, это также характерные словечки или выражения, которые проходят через весь текст. И потом вместе всё проверяем.

— Что лично вы думаете о романе и о получившемся русском переводе?

— О переводе я не буду высказывать своё мнение. А вот сам роман… Конечно, книги Брауна — это массовая литература со своими плюсами и минусами. При этом среди тех, кто пишет бестселлеры и с кем мне приходилось сталкиваться, Браун — самый неуклюжий. В англоязычных рецензиях над Брауном все издеваются. Писать хорошо он не умеет. С литературным языком у него проблемы. Портрет героя, хоть главного, хоть второстепенного, он нарисовать не может — может только придумать цвет глаз или причёску, а на большее у него не хватает фантазии. Но при всех очевидных недостатках он всё же добился такого успеха. Я пытался понять, почему — ведь в рецензиях об этом ни слова. Никто не пытается объяснить, например, почему в первый же день был продан миллион экземпляров предыдущей книги — “Утраченный символ”.

Моё мнение — у книг Брауна есть особенности, которые отличают их от прочих. У него всё очень динамично — коротенькие главки, всё время герои находятся в движении, с ними что-то происходит. Браун “кормит” читателей литературоведческими и искусствоведческими фактами. Они довольно примитивные, но Браун умело пользуется модой и спросом на non-fiction. Конечно, все знают, кто такой Данте, но даже самого эрудированного читателя можно удивить какими-то малоизвестными мелочами. С этой точки зрения Браун любопытен. Кроме того, массовая литература стала “псевдовизуальной”. Бестселлеры пишутся с расчётом на то, что по ним снимут фильм. Книги рассчитаны на быстрое восприятие, когда не надо обдумывать, что в них происходит, а надо лишь представлять. Когда в книге действует известный герой, которого все уже видели на экране и хорошо знают в лицо, автору не надо подробно описывать его внешность. Особенно Брауну, которому все равно это не под силу. Все знают, что Роберт Лэнгдон выглядит как Том Хэнкс. То, что требуется от “нормальных” авторов — описывать душевные переживания героев, а также природу (а эти вещи для писателя самые трудные), Брауну тоже не требуется. На природу у него просто-напросто нет времени, а на описание душевных переживаний не хватает способностей, да нет и нужды их описывать, потому что у его героев они очень незамысловатые. Но ведь люди его читают — значит, кому-то и такие книги нужны.

— Сложный ли язык Дэна Брауна? При каком уровне владения языком его можно читать в оригинале?

Язык несложный. Его книги — уровень способного ученика из десятого класса. Поэтому и трудно иногда переводить, очень уж неумело всё написано. А об уровне владения мне сложно судить, потому что трудно поставить себя на место человека, который лишь недавно начал изучать английский. Дело ведь не только в лексике, а в американизмах, в каких-то выражениях, оборотах… Человеку, изучающему классический английский, может быть сложновато, даже если словарный запас у него приличный. Что-то обязательно потеряется.

— В интервью Елене Калашниковой вы говорили о внутренней интонации писателя, о внутреннем голосе, который надо услышать, хоть это порой и трудно. Есть ли у Брауна такое?

— У каждого писателя этот голос есть. Просто надо на него настроиться. С автором надо знакомиться, как с человеком. Когда у вас возникает ощущение, что вы знаете человека — хотя бы немного с ним поговорили и поняли, как он устроен, — тогда уже легче. Но пока вы не понимаете, что за человек ваш автор, переводить трудно. Не очень понимаешь, как себя вести.

— Какими ещё знаниями должен обладать читатель, знакомящийся с книгой в оригинале?

Никаких особенных знаний не нужно. Кое-что можно и не знать, но это нормально, человек не может разбираться во всём на свете.

— Как вы считаете, сочиняя роман, думал ли Браун о том, как книга может выглядеть на иных языках? Он же понимал, что роман немедленно будет переведён на десятки языков. Иными словами, замечали ли вы в тексте какие-то подсказки переводчикам?

 Вряд ли Браун думал об этом. Он понимал, что роман переведут во многих странах, но невозможно давать подсказки переводчикам на все прочие языки. Мне кажется, он писал, как хотел. Наоборот — это мы находили у него ошибки и сообщали об этом. Не лично ему, а его агентам. Насколько я знаю, ему задавали вопрос, что делать, если в тексте что-то определённо “не так”. И он не возражал против исправлений. Не знаю, дошли ли до Брауна наши соображения, но нам разрешили при необходимости его поправлять.

Для примера назову две ошибки, одну из которых мы поправили, а другую — нет. Первая. Герои в тексте бегают по чердаку над кессонированным потолком.(Кессон — углубление на потолках, которое служит для художественной обработки поверхности. — Г.А.) Браун эти кессоны почему-то называет люнеттами, а это совсем другая архитектурная деталь.(Люнетта или люнет — арочный проём в своде или куполе, над дверью или над окном. — Г.А.) Мы люнетты заменили на кессоны, потому что это была очевидная ошибка. А ошибку, которую мы не исправили, обнаружил наш редактор, специалист по итальянскому Возрождению. У романа есть эпиграф: “Самое жаркое место в аду предназначено тем, кто в пору морального кризиса сохраняет нейтральность”. Далее в тексте упоминается, что это сказал Данте Алигьери. На самом деле эти слова принадлежат Джону Кеннеди, который в свою очередь некогда сослался на Данте — но лишь по смыслу, имея в виду, скорее всего, те “жалкие души, что прожили, не зная ни славы, ни позора смертных дел” и потому не допущены даже в пропасть Ада. Затем высказывание Кеннеди превратилось в псевдоцитату из Данте, которую и приводит Браун. Но тут уже мы ничего поделать не смогли — нельзя же менять Данте на Кеннеди. Оплошать конечно, может каждый, и у Достоевского, и у Толстого есть ошибки… Не это делает Брауна слабым писателем.

— Есть ли у вас рекомендации тем, кто собирается читать “Инферно” в оригинале?

Если кто-то может читать книгу в оригинале — пусть читает и получает удовольствие, это единственная рекомендация. Заранее ездить во Флоренцию не надо.

Можете ли вы вспомнить какое-то трудное место в романе, над которым вы долго бились? Или чтобы подобрать русский вариант, или чтобы отыскать информацию…

Именно в этой книге не было такого. Всегда бывают какие-то технические мелочи, но их быстро забываешь, поскольку они не имеют большого значения. Например, Браун пишет, что площадь Садов Боболи — 111 акров. Мне показалось, что это многовато, мы с редактором проверили – действительно, оказалось, что их площадь в десять раз меньше. И в результате мы указали реальные цифры. Это никакого отношения к сюжету не имеет, но отнимает время и силы. При работе над другими книгами бывает, что надолго задумываешься над какой-то фразой, но “Инферно” — не тот случай.

В том же интервью вы говорили, что делаете перевод для такого же читателя, каким являетесь вы сами. С “Инферно” всё то же самое?

Сейчас я уже думаю не совсем так, моё отношение к работе немного изменилось. Писатель, к примеру, работает потому, что ему это нравится и он хочет этим заниматься. Он не ориентируется на конкретного читателя. Я поступаю примерно так же. В первую очередь я в ответе не перед читателем, а перед автором. Я должен представить книгу на русском так, чтобы она была максимально похожа на оригинал.

— Прочли бы вы этот роман, если бы не работали с ним как переводчик?

 Конкретно “Инферно” — не знаю. Вообще Брауна я раньше читал. Когда возникает какое-то интересное явление, тем более когда у автора такие тиражи, я его читаю как минимум из любопытства. У Брауна какую-то книгу я давно прочитал на русском, а потом, когда началась работа над “Инферно”, прочёл всё на английском. 

Интервью подготовил Григорий Аросев

Фото В. Бабкова с сайта Литинститута им. А. М. Горького

См. также о зарубежных переводах “Инферно”: “Переводчики в Аду”

Меню